Откровения одного эмигранта
10.05.2018На праздничной пасхальной стенгазете красовался новый рисунок, на котором была изображена городская стена с наглухо замурованными воротами, за которой возвышался купол мечети. Стало любопытно и я пошла поинтересоваться к автору, нашему подопечному, – Окуневу Андрею Викторовичу.
– Да это Масличная гора в Иерусалиме и городская стена с Золотыми Вратами. По преданию, в конце дней Мессия через Золотые Ворота взойдёт на Масличную гору и именно оттуда, по звуку трубы Иезекииля, начнется воскресение мёртвых. Такое распространённое представление о том, что через Золотые Ворота войдёт Мессия, привело к тому, что османский султан Сулейман Великолепный приказал замуровать ворота. Однако, суеверный султан предполагал, что Мессия может пройти и через замурованные ворота, поэтому, на всякий случай, султан распорядился перед воротами разместить мусульманское кладбище, которое в иудаизме считается нечистым местом.
Туда еврейский Мессия не мог бы ступить, поскольку, тем самым, он ритуально себя осквернил бы, и утратил жреческий статус. А на тот случай, если Мессия воскресит всех обитателей кладбища, и, тем самым, решит проблему ритуального осквернения (т.е. воскресит даже и не иудеев, чтобы не пришлось ступать по земле, в которой лежат мертвые), султан распорядился хоронить там лучших своих воинов, вместе с их оружием. Эти воины должны будут, восстав из мертвых, уничтожить Мессию, который их воскресил, и не дать ему въехать в замурованные ворота. А с другой стороны ворот, на Храмовой горе, к ним приставлена мечеть.
– Израиль я знаю хорошо, ископал его вдоль и поперек. По профессии я геодезист-топограф, а после эмиграции я десять с половиной лет проработал в библейской археологии на Святой Земле, был сотрудником музея «Израиль». Однажды, когда я копался в своих драгоценных раскопках среди пустыни, друг привел ко мне семью из Будапешта, мечтавшую посмотреть Иерусалим, ну я согласился им его показать. Начали мы экскурсию как раз с того самого монастыря среди пустыни, куда они приехали, монастыря Святого Георгия. Сам монастырь расположился на узком уступе, выступающем в совершенно отвесной скале ущелья, окруженный маленьким зеленым оазисом. Небольшая речушка Кельт пробила здесь себе дорогу. Ущелье получилось знатным, а река продолжила свое течение вплоть до впадения в реку Иордан. Известно, что сегодня в монастырь пускают женщин, хоть он и мужской. А ведь раньше не пускали. Все изменилось после интересного случая… Однажды особенно настойчивая посетительница сообщила, что сюда её направила лично дочь св. Иоакима. Мол, “почему ты все святые места обошла, а ко мне домой не заглянула? А дом мой там-то…”. Монахи посовещались и решили: раз сама Богородица пропуск выписала – ничего не поделаешь, придётся впустить. И отчего-то распространили это решение на всех последующих посетительниц.
Одним словом, экскурсия им очень понравилась, даже уезжать не хотели. Мужчина оказался главным инженером завода «Икарус». В качестве благодарности они пригласили меня в гости в Будапешт. Там у меня началась активная жизнь, я встретил колоссальное количество суперинтересных людей, художников, скульпторов, меня все это сильно увлекло. Правда по своей глупости, забыл продлить визу, поэтому пришлось уехать. Я вспомнил про своего знакомого австрийского профессора, с которым мы вместе были на раскопках в Капернауме, и решил поехать его навестить. Приехав в Австрию, я застал его в ужасном состоянии…он спивался. Сидел посреди своей огромной библиотеки и пил вино. Через неделю он умер и мне пришлось искать новое пристанище. Я пытался устроиться на работу, но тогда, в конце 80-х, с иностранным паспортом это было нереально. Хорошо, что вспомнил про знакомую, француженку, которая жила в Вене, позвонил ей, оказалось, она уезжала в командировку и нужно было с кем-то оставить малолетнего ребенка, я приехал, познакомился с младенцем Владимиром и мы поладили. Каждый день я выходил с коляской в Шонбрунский парк на прогулку. Все местные мамочки знали меня в лицо уже через неделю, потому что я был единственным мужчиной, который гулял с ребенком. Кроме того, Владимир оказался очень активным ребенком, ему обязательно нужно было ко всем подойти и познакомиться. Так началось мое скитание по Европе. Я жил в домах и ухаживал за детьми, животными, садами и бассейнами. Я исколесил почти все Средиземноморское побережье. Семь с половиной лет прожил в Германии, где все-таки надеялся получить гражданство, но так и не получил.
Тогда все чаще стали появляться первые мысли о возвращении на Родину. Когда адаптируешься и понимаешь уже нюансы чужого языка, то становится ясно, что дальше в интеллектуальную среду тебя никогда уже не пустят. Потому что нужно не только жить с ними, а внедриться в их культуру, представлять национальные павильоны, представлять факты той культуры, в которой живешь. Прожив 10 лет в эмиграции, я по-прежнему оставался русским, а находиться в другом национальном сознании в стране, в которой живешь, совершенно бессмысленно. В 1995 году я уехал в Россию.
Но вернуться к нормальной жизни на Родине мне мешал миллион разных вещей. Просто попадаешь сразу в такую эмигрантскую ситуацию, немного болезненную: выезжаешь как будто со своим временем и в нем как бы остаешься, консервируешься. Это проблема всех эмигрантов. И тебе трудно войти в фазу обратно. А в России такая была динамичная ситуация. Здесь меня ждали все проблемы сразу. На метро даже не было денег, не то что уж поесть; и спать негде было, и жить негде было. Сложно было адаптироваться и в художественной среде. Первое время жил по знакомым, следил за квартирой, гулял с животными. Но все равно чувствовал, что меня воспринимали как неудачника, у которого тут не получилось, там не получилось. На этой почве стал срываться, уходил в запой…менялись знакомые, квартиры…появились серьезные проблемы со здоровьем, ноги мучали ужасно! Последнее время я жил в старом вагончике при храме. Однажды в на Службе познакомился с женщиной, которая привезла меня в новый приют «Теплый прием». Я тогда про него ничего не знал, но подумал, раз там православные работают, значит бояться нечего. Так и получилось, я благодарен Богу, что сюда попал. Не пью больше двух месяцев, опять начал творить, даже что-то вырисовываться стало. Спасибо сотрудникам приюта – очень активное участие принимают в моем социальном устройстве. Сейчас никаких сожалений уже нет. Я могу жить полноценной жизнью, как знать возможно даже смогу в будущем участвовать в формировании собственной культуры, а там я это никогда бы не смог сделать.